Спорт новости в Одессы
Влащенко: Сегодня у нас в гостях народный депутат Украины, член «Азова» Олег Петренко.
Добрый вечер. Сегодня тех людей, которыми восхищались в первый год войны, часто справедливо поддают критике. Это люди, которые защищали Украину, как «Азов», и это те люди, которые напали на инкассаторов, стреляли в них. Что скажете?
Петренко: Добровольческое движение, так же, как и волонтерское, — один из феноменов 14-го года. Они не позволили разрастись этой чуме, которая надвигалась из России, по всей стране. Добровольцы – совершенно не однородная среда. По моим наблюдениям, если взять разные социальные слои, то процент людей сидевших, которые пошли в добровольцы – очень приличный. У нас, в «Азове», таких людей было не много – у нас своя специфика. «Азов» нельзя рассматривать просто как боевое подразделение, это тоже своего рода феномен, явление. «Азов» прошел путь от трех десятков «черных человечков» до полка Нацгвардии и одного из самых боеспособных и мотивированных подразделений в стране. Летом 14-го батальон наполовину состоял из футбольных фанатов, из ультрас. Первые десять человек, которые пошли – это были парни, о которых я заботился, учил жизни, называл их своими «малыми». Я пошел в «Азов» не сразу.
— Что за мировоззрение у «Азова»? В чем суть его идеологии?
— Футбольные фанаты в Украине всегда были правых, радикальных, националистических взглядов. На самом деле была определенная объединяющая идеология. За эти два года, начиная с 14-го года, они не только страну изменили. Колоссальная эволюция взглядов, мировоззрения произошла, в том числе, и у тех, кто пошли добровольцами, в том числе и в «Азов». Футбольные фанаты много дрались с оппонентами, это была своего рода подготовка, мы закаляли свою душу и тело. Мы понимали, что в стране будет революция, и роль тех же футбольных фанатов в революции, именно в силовой ее части, на Майдане, историей еще недооценена. Да и после Майдана Харьков и Одессу, два ключевых города для «Новороссии», зачистили не силовые структуры. В основе тех, кто зачистил эти города, были футбольные фанаты, ультрас.
— А кто в батальоне сегмент риска? Кто те люди, которые, например, в Запорожье совершили преступление?
— В группе, которая была в Запорожье, только один человек, который дезертировал и сейчас находится в бегах, на данный момент имеет отношение к «Азову». Все они были добровольцами, проходили через разные добровольческие подразделения, в том числе и в «Азове». Это была очень сильная группа – даже «Альфа» не рискнула их захватывать. Работал снайпер издалека – одного убил, второго ранил. На фронте они были настоящими героями и совершили много героического. «Азов» с передовой убрали, а это, судя по всему, были именно люди войны: «грабь-убивай». Человек, который убивал который не убивал – это люди с разной психикой. Эти люди – убивали. Сейчас формат войны такой, что врага не видишь особо. Только небольшое количество ДРГ, наши в том числе, которые работают. А так — это позиции, артиллерийские обстрелы: стрельнул – увернулся, прилетело – спрятался, погиб – не погиб. Вот формат войны. Эти люди, на самом деле, серьезно работали – они убивали. Наверное, какие-то необратимые процессы в психике произошли. На самом деле, это болезненная и трагическая ситуация, страница нашей истории. Да, безусловно, это пятно на нашей репутации, но даже по теории вероятности среди тысяч людей, которые были на войне и убивали, вероятность появления подобных людей есть. На самом деле, усредненной правды нет – люди очень разные. Это определенный склад ума и психологии – все взять и бросить и пойти на войну – не каждый человек на это способен. Это изначально определенная категория людей, которая способна на поступки, способна на прямое действие какое-то.
— А почему пошли вы?
— Не мог сидеть дома.
— Чем вы занимались до Майдана?
— Я руководил областным предприятием, и было три года жутких репрессий со стороны предыдущей системы. Прокуратура конкретно, офис на Гончара Артема Пшонки, сына генерального прокурора, по моей семье, по мне прошлись очень жестко — все забрали, все обнулили.
— Вы пошли на фронт от обиды?
— Я не мог не пойти, потому что пошла молодежь, мои парни. Я с месяц занимался тем, что в городе, где меня потом избрали депутатом, просил, и мне давали деньги. Тогда еще не было слова «волонтер» — я думал, что я занимаюсь попрошайничеством. На десятки тысяч долларов всех ребят моих, черкасчан, я снарядил, одел, обул. Они были единственными в «Азове», все подразделение, в кевларовых касках. А когда они уже были одеты, обуты, снаряжены – я пришел и сказал: «ну все, берите теперь меня».
— Ваша семья была не против?
— Семья не могла быть не против. Безусловно, переживали. Но у меня сейчас сын служит в Мариуполе, и я тоже переживаю. Когда идешь на войну, для близких и родных это самое страшное. Даже страшнее, чем там.
— Как вы считаете, насколько опасно добровольческое движение?
— Если страна будет доведена до какой-то точки кипения и начнутся какие-то события (это вряд ли будет Майдан со сценой, песнями, плясками, как в 2013-2014 гг.), если эта точка кипения будет, то добровольцы точно не будут в стороне. Это люди действия, которые готовы отдать жизнь, что-то делая. Это люди небезразличные к стране, готовые приносить себя в жертву. Это не значит, что какое-то добровольческое подразделение будет делать какой-то переворот.
— Зачем «Азов» проводит факельные шествия?
— Это составная часть каких-то традиций. У кого-то это ассоциируется с концом 30-х в Германии, а это часть традиций украинских националистов. «Азов» идеологически, безусловно, позиционирует себя как националисты. Поэтому мы не собираемся отказываться от этой части наших традиций. Когда я слышу выражения «картинка для России, картинка для Путина» — то у меня уже давно атрофировались переживания по поводу того, что Россия скажет или покажет. После некоторых моих законопроектов меня демонизировало российское телевидение, и я понимаю, что даже если мы ничего не будем делать, не будем ходить с факелами – за нас их придумают, нарисуют и за нас все это сделают.
— Как вы считаете, что сегодня происходит на фронте, почему увеличились потери?
— Сегодня и сейчас я не знаю, пошел ли бы я добровольцем. Летом 14-го, кроме всего прочего, была еще и какая-то романтика. Мы каждый день освобождали город за городом, село за селом. Сейчас это окопный формат, и это морально тяжело жить в окопах, блиндажах – по тебе стреляют, а ты даже не всегда можешь стрелять в ответ. Для меня это позорное проявление слабости.
— Кто сегодня реально командует батальоном «Азов»?
— Я никогда к командованию «Азова» не имел отношения – я был обычным рядовым бойцом одного из подразделений. Пока «Азов» был на передовой, мог что-то делать на фронте, пока он мог проводить успешные наступательные операции, когда «Азов» формировался как боевое подразделение – конечно, тогда Билецкий больше времени проводил. Есть «Черкас», реальный командир полка Нацгвардии. Билецкому точно не безразлична судьба «Азова».
— Он сегодня выступает как консультант?
— Да, безусловно.
— Тогда почему он не ходит в ВР?
— Он обещал, что будет ходить.
— Зачем вы пошли в политику? Что вы собирались сделать в ВР?
— Есть уже понимание определенное. Самое большое зло в нашей политике — мажоритарная система. Все остальное зло является производным. Да, мне неинтересно быть депутатом-мажоритарщиком и быть «один в поле не воин». Мне интересно зайти в ВР вместе со своими единомышленниками и побратимами, в рамках политической партии, которая будет участвовать в выборах.
— Какие законы вы хотели провести, идя в ВР?
— Я обещал законодательство по единому патриотическому воспитанию – оно в процессе. Пришло понимание, что военно-патриотического воспитания не должно быть – должно быть национально-патриотическое воспитание.
— Но процесс у вас идет уже два года.
— А в ВР, в принципе, все долгий процесс. Производительность труда ВР крайне низка. Регистрация законопроектов превышает в разы то, что мы имеем на выходе в виде законопроектов, проголосованных, подписанных. Сейчас очень кропотливый, глобальный закон «О молодежи». Мы его уже зарегистрировали, сейчас работаем над ним. Я и мои единомышленники интегрировали туда целый блок по национально-патриотическому воспитанию и не стали это делать отдельным законом, не стали заниматься этим законодательным спамом.
— Что бы вы хотели сейчас реально сделать?
— Невозможно принять закон, проголосовать — и чтобы на следующее утро все проснулись патриотами. Это долгий, кропотливый методичный процесс. Раньше в школах была игра «Зарница», абсолютно ватная. Сейчас игра, которая будет проводиться в школах «СОКІЛ» («Джура»), с каждым годом у нас получается ее развивать, она становится массовой. Там, кроме того, чтобы бегать и стрелять, есть серьезная интеллектуальная патриотическая составляющая.
— Если завтра следующие выборы, то вы останетесь в политике?
— Если будет какой-нибудь серьезный политический проект, партия, там, где будут мои единомышленники. Я уже получал предложения от партий, существующих сейчас, групп депутатских, вновь создаваемых политических проектов.
— А если не пойдете в политику, чем вы займетесь?
— Займусь своим здоровьем и немножко восстановлюсь. Скорее всего, буду заниматься каким-то бизнесом.
— Вас не будет тянуть никуда? Вы сможете приходить в офис на 9 часов?
— Безусловно, будет.
— У вас есть вопрос?
— Как часто вы меняете мнение о человеке после получасового эфира?
— По-разному. Но в этом и главный кайф моей профессии, когда вдруг все происходит не так, как ты думал.
Спасибо большое, Олег.
источник: 112.ua
SEO продвижение в Одессе
